— Теперь понятно, почему они приняли тебя за ребенка, — сказал он глубоким низким голосом.

— А вы говорите по-английски, — промолвила Линнет на своем четком английском. Он приподнял бровь.

— Конечно, не так хорошо, как ты, но, по-моему, довольно сносно.

— А я вас видела. Я полагала, что вы индеец, и, видимо, ошиблась. У вас, наверное, голубые глаза, я угадала?

Он удивленно посмотрел на нее, изумленный ее выдержкой.

— А где дети? Почему мы здесь? Они… убили всех остальных?

На минуту мужчина отвел глаза, чтобы не видеть ее скорбного взгляда, поражаясь, что даже в такой момент она способна думать не о себе, а о других.

— Это шайка отступников, здесь собралось всякое отребье, изгнанное из различных племен. Они берут в плен детей, а затем продают их другим племенам, и тамошние индейцы приобретают и взамен собственных пропавших сыновей и дочерей. Поначалу они и тебя приняли за ребенка и не очень-то обрадовались, увидев, что обознались. — Его глаза непроизвольно остановились на ее груди. Конечно, Бешеный Медведь мог бы многое сказать по поводу ее женских прелестей…

— А что… что они намерены делать с нами дальше?

Он внимательно смотрел на нее, и взгляд его голубых глаз был напряженным.

— Что касается детей, то за ними станут присматривать. А вот ты…

Линнет сглотнула слюну и прямо посмотрела ему в глаза.

— Я хотела бы знать правду.

— Мужчины сейчас заняты азартной игрой, и ты достанешься победителю в качестве приза. Ну, а потом…

— В качестве приза? То есть я должна буду выйти замуж за одного из этих индейцев? Его голос стал очень мягким.

— Нет, они не собираются жениться на тебе.

— О! — Нижняя губа Линнет задрожала, и ей пришлось ее прикусить. — А вы почему здесь?

— Моя бабушка принадлежала к индейскому племени шоуни. Один из здешних мужчин — мой кузен. Они просто снисходительно терпят мое присутствие. Я только что вернулся с севера, где ставил капканы.

— И вы ничем не можете нам помочь? Я правильно поняла?

— Боюсь, что ничем. А теперь я должен идти. Хочешь еще воды?

Линнет покачала головой.

— Спасибо, мистер?..

— Мак. — Он собрался уходить. Какая она молоденькая и как сильно ее избили.

— Спасибо, мистер Мак.

— Просто Мак.

— Мак? Это ваша фамилия или имя? Он озадаченно уставился на нее.

— Что?

— Мак — это первое или второе имя? Он был удивлен.

— Ты просто невероятная женщина. А какая, черт возьми, разница?

Она часто-часто заморгала, словно после его резких слов собиралась заплакать, хотя даже побои не выдавили из ее глаз ни слезинки.

Мужчина покачал головой.

— Меня зовут Девон Макалистер, однако все величают меня Маком.

; — Спасибо за воду и за то, что вы составили мне компанию, мистер Макалистер.

— Не мистер Макалистер, а просто Мак! — Девчонка начинала раздражать его. — Послушай, я не хотел… — Он умолк, заслышав шаги снаружи.

— Вам нужно идти, — прошептала Линнет. — Думаю, им не понравится, что вы пришли сюда.

Он вновь удивленно взглянул на нее и вышел из шалаша.

Мак побрел в лес. Какая нудная девчонка, он ни разу таких не встречал, и, что бы там ни говорил Бешеный Медведь, на взрослую девушку она ничуть не похожа. Индейцы рассказывали, какая она отчаянная — почти всю дорогу тащила на себе самого маленького из детей. Мак видел этого малыша: должно быть, он ничего не весит!

А какая у нее выдержка! В прошлый раз одна похищенная девушка буквально билась в истерике. Он и той пытался помочь, но она так орала, что ему едва удалось унести ноги — его едва не застукали. Вспоминать о перепившихся индейцах не хотелось. Та девчонка, которую они заловили в прошлый раз, умерла от потери крови.

Он вновь подумал о девушке, которая с таким кротким видом сидела сейчас в шалаше. Никаких воплей и слез, ей главное — что с ребятишками. А каким тоном она его поблагодарила — словно их беседа велась в модной гостиной какой-нибудь богачки.

Он представил себе ее большие, светящиеся во мраке глаза, и какого они, интересно, цвета? А потом он вспомнил, какая маленькая у нее рука. Дьявольщина, подумал он и обреченно вздохнул. Очень может быть, все это закончится его собственным смертным приговором…

Он опять вошел в шалаш — она была еще там, сидела, смиренно сложив руки на коленях.

— Что случилось, мистер Макалистер? Мне кажется, вам не следовало бы возвращаться.

Он усмехнулся, обнажив белые зубы, и покачал головой.

— Скажи, ты умеешь читать?

— Конечно. А что?

— Если я уведу тебя отсюда, ты научишь меня читать?

— Безусловно, — прошептала она, и по ее дрожащему голосу он понял, какой на самом деле ее мучил страх.

Это только усилило его восхищение.

— Тогда все в порядке, постарайся успокоиться. Мне потребуется довольно много времени, и, кроме того, я ведь могу и проиграть.

— Проиграть? Что это значит?

— Ты должна довериться мне, только и всего. А теперь постарайся заснуть, до утра ничего не произойдет. Но завтра — молчи и делай все, что я скажу. Договорились?

— Договорились, мистер Макалистер.

— Да не называй меня так! Она слабо улыбнулась.

— Я сделаю все, что ты скажешь. Девон. Он хотел было возразить, но понял, что это бесполезно.

— Наверняка все это только сон, и очень скоро я проснусь. Ты в самом деле бесподобная женщина, самая восхитительная из всех, кого я встречал. — Бросив на нее последний взгляд, он удалился.

Линнет не спалось. Она уже полностью смирилась с грядущим кошмаром, однако этот большой человек вселил в нее некоторую надежду, и Линнет почти сожалела об этом. Раньше ей было легче. Наконец наступила утренняя заря, в шалаш вошла одна из индианок и жестом приказала Линнет следовать за ней, потом несколько раз больно ущипнула ее.

Снаружи их поджидала целая толпа женщин. Они смеялись над ней и всякий раз, когда у Линнет подкашивались ноги, били, чтобы она не вздумала упасть. Они почти волоком дотащили Линнет к дереву и, заломив назад ее руки так, что они сомкнулись вокруг ствола, крепко-накрепко связали их. Вокруг она не заметила ни одного из детей.

К ней направились двое индейцев в набедренных повязках, чуть прикрывавших ягодицы, тела их были слегка умащены маслом. Взгляд Линнет был прикован к высокому мужчине с голубыми глазами — только теперь ей удалось хорошенько разглядеть Девона. Он шел чинным шагом, словно был совершенно уверен в том, что он хозяин этой земли, под темной кожей на его сухощавом теле играли мускулы.